— А что Водяной? — уточнил я.

— Булькает, что раз мы не под ним — наши проблемы. Ему шиликуны не мешают, — вздохнул Михалыч.

— Вон оно что, Михалыч, — подумал я. — Это он вас под себя подмять хочет.

— Да понятно, — вздохнул рыболюдь. — Да и справимся, со временем. Но…

— Понял, помогу. Что бы с вас такого попросить-то? — задумался я.

— В разумных пределах — всё что угодно, — занялся софистикой Михалыч.

— Жратвой не откупишся, как в прошлый раз, — уточнил я.

— Да понятно. А что хочешь-то?

— Подумаю. И спрошу, в разумных пределах, — определил я. — Так, мне нужна информация. Где, что, как. Именно осаждают или «охотятся по периметру»? Есть ли логово?

Вывалил на меня Михалыч информацию, а тем временем Славка добыл внешний вид этих шиликунов: полуметрового росточка отвратительные ряхи, с конскими копытами и конусооблазными, заострёнными головами. И огненно-оранжевыми, светящимися буркалами. На этом фоне здоровенные, в пару метров светящиеся калёным металлом крюки и метрового диаметра сковороды. Вот смотрелось бы смешно, если бы эти карапузы не «крючили и жгли» вполне реально.

— Стопэ, Михалыч, — прервал я описание рыболюдем фортификаций и прочего. — Они с лошадиными копытами.

— Ну да.

— Они же неповоротливые в воде должны быть, — сделал я логичный вывод.

На что окружающая реальность пастью Михалыча скрутила мне дулю: эти тварюки под водой перемещались на ногах, хамски и избирательно игнорируя неудобство окружающей среды. То есть, мало того, что бегали по дну ощутимо быстрее скорости плавания рыболюдей, не ощущали на себе сопротивления среды, но и… скажем так, по словам Михалыча — выходило что практически «летали» в воде. То есть, прыгали, летели быстро, подруливали в полёте… Ну, в общем, всячески надругивались небывальщиной над физикой и логикой.

В общем — разберёмся, окончательно заключил я. Все данные по этой пакости, как от Михалыча, так и Славки, указывали на не слишком большую (относительно, конечно) силу данной нечисти. Ну и её конкретную заточенность под «противостояние живым». А моей бессмертной персоне на их крюки и сковородки пофиг. Отниму и в соответствующие места запихаю, перед тем как развею. А их скорость и ловкость — ни хрена паразитам против нескольких десятков кубометров, заполненных тросами, которые я, не помогут. Хотя поменьше, конечно, чем обычно.

Тут выходила довольно занятная, чисто небывальская фигня. Оставив половину тросов себя Ленке, я как таллид, стал в два раза меньше, в самом прямом смысле слова. Не особо мешает, но тросов реально меньше раза в два, хотя и гораздо больше, чем объём и масса тела.

— В общем, Михалыч, я байк у твоего сельсовета оставлю. А ты мне какого-нибудь сопровождающего определи, через Небылое хочу пройтись и посмотреть — интересно.

— А как ты?.. — не договорил, но понятно помахал хвостом Михалыч. — И не сельсовет, а ратуша!

— Ракуша, — хмыкнул я. — По дну я, конечно. Слишком тяжёлый, плавать не могу. А дышать мне не надо.

Михалыч засуетился, позвякал в свой телефон, а я прикидывал. Понятно, что местный Водяной натурально оборзел. То, что он напрямую не проявляет агрессии — понятно. Тут вопрос небывальских законов и правил воплощения: Водяной просто не может проявлять агрессию, если ему не дать повод. Каждый акт гадства «не по правде» его уязвляет, примерно как врущего огра-казначея сталкерского поселения.

Но косвенно он явно и однозначно небыловцам гадит. И есть у меня подозрение, что вот решится проблема с шиликунами. А через неделю-другую — с утопцами или сомами начнётся. Не оставит столь говнистый нечистик рыболюдей в покое. Тоже ведь, по уму, прибить паразита не помешало бы — новый водяной появится тут же, и скорее всего, будет повменяемее. Как минимум потому, что о судьбе предшественника будет знать.

Вот только я наполовину слабее себя обычного. И запаса душевности не так много. Притом, что шиликуны — вроде как нечистики, а не заложенные покойники. По крайней мере, Славка их относил к «воплощённым духам», а не умертвиям физического или душевного типа.

То есть, у меня на сотню этой гадкой мелочи уйдёт немало сил, ну а Водяной, самый засратый — могуч. И меня сможет, ослабшего, если не убить, то выпнуть нахрен из реки.

Надо бы под столицей в мёртвый город наведаться, сделал я себе заметку.

И булькнул в воду, поскольку думал эти мысли, следуя за пышнотелой рыбодевкой, ведущей меня вдоль канала.

И даже восхитился, если начистоту: прям фантастика о подводном городе. Округлые, перламутровых оттенков, раковины-дома. Водоросли, как декоративные, с цветами, так и со съедобными плодами. И мути не было, что реке не свойственно: поселение охватывал этакий сегментированный купол, думаю — коралловый. Как фортификация, так и фильтр, судя по всему. Потому что за ним видимость заметно падала, а в подводном Небылом — вообще разницы в прозрачности с воздухом не было.

Рыболюди сновали, кто-то ухаживал за растениями, кто-то — за какими-то здоровенными, метра два в панцире брюхоногами. И морские коньки, которые явно использовались фараонками как ездовые — здоровые как кони. И что-то тюленеподобное, судя по тяжёлому вымени — речные коровы.

В общем — подводная биоцивилизация, как я и предполагал по рассказам. Занятно и интересно, факт.

Провожатая вела меня сложным маршрутом — видно, чтоб я водорослевые посевы не топтал, ну повышенной полезности. Не повышенной, типа цветов, я топтал волей-неволей: никто в подводном Небылом на хождение по дну не рассчитывал. Но довела до фонящего небывальщиной купола-стены. Дырки-то дырки, но и фильтры, и не слишком сильная нежить и нечисть хрен через сегменты купола проплывёт.

— Плавают, скоты, вокруг. Ждут наших, — мрачно пробулькала рыбодевка.

А я что-то такое почуял, пока на периферии ощущений. Но решил уточнить.

— А кто-то выбирается что ли, если караулят?

— Мальки, дети, — совсем скисла, что и неудивительно, фараонка. — И, иногда, наши выбираются бить эту мерзость. Но погибают, много травм с ожогами. Почти перестали.

— Ясно, — ответил я. — Ладно, пойду, разберусь.

И потопал я по дну, разбираться.

24. По стопам Кусто

За пределами купола Небылого поднималась муть. Не непроглядная, но видимость упала до двадцати-тридцати метров. Но в небывальщине, не перекрытые защитным куполом шиликуны стали ощущаться лучше. И вправду — караулили, паразиты, в сотне метров от купола где-то, этакой дугой.

При этом, никакой иной нечисти и метарыбья в округе не ощущалось, что однозначно подтверждает, что весь этот бардак творится не просто «по попустительству». Водяной явно и однозначно науськивает нечисть на рыболюдей, убирая прочих подчинённых, чтоб «под руку» не попались.

Ладно, не моя проблема, да и не сделаю я толком с ним ничего пока. А вот к встрече с шиликунами я стал готовиться заранее: никакая небывальщина у меня сопротивление воды не гасит, так что начал я выпускать тросы. И к редкой «шеренге» нечистиков дотопало этакое металлическое облако в сбруе.

Кстати, на меня эти поганцы вообще никак не реагировали, хотя явно чувствовали. Пока я не дотопал метров до двадцати — и видимость появилось, да и звуки в воде лучше распространяются.

— Пиз…уй пока цел! — прогудел мелкий уродец, ближайший ко мне.

В этаком рубище, мелкие, с острыми головами и лошадиными, хоть и пропорционально мелкими, копытами. И небывальщина у этих деятелей была сконцентрирована в основном в их крюках и сковородах. Которые сияли раскалённым металлом, но не испаряли воду.

— Не-а, — ответил я уродцу, протягивая тросы по бокам и над ним. — Сам вали, пока цел. Хотя… не отпущу, — сам признал я.

Очень уж мерзким был нечистик вблизи: чувствовались его «направленность и желания». Карапуз в ответ на мои слова оглушительно свистнул, и прыгнул вверх и ко мне. Ну и запутался в тросах, а я стал его ковырять.

И ковырялся он довольно сносно. Не нави, конечно, но терпимо. Главное, небывальский металл его крюка поддавался металлокинезу, а после вырывания из лап — шиликун порвался, как грелка.